Дитрих и другие...
Марлен Дитрих (1901-1992)
«Марлен Дитрих родилась 27 декабря 1901 года в Берлине. Ее отец
служил в полиции, а мать была из семьи купцов. Будучи ребенком,
Дитрих называла себя Паулем, надеясь, что больше похожа на отца,
чем на мать. В шестнадцатилетнем возрасте она дебютировала как
виолончелистка на карнавале Красного Креста. В 1918 году она
закончила школу Августы-Виктории для девочек и в следующем году
поступила в Веймарскую консерваторию по классу виолончели. Травма
запястья похоронила ее надежды на музыкальную карьеру. Она
вернулась в Берлин, где начала заниматься в драматической школе
Макса Рейнхарта. Ее первым фильмом был «Маленький Наполеон»
(1923). В следующем году она вышла замуж за Рудольфа Шайбера, и у
них родилась дочь. Именно ее муж первым предложил Марлен носить
мужскую одежду и монокль во время спектаклей. Во время одного из
подобных сценических шоу ее партнерша Клэр Вальдофф вовлекла ее в
лесбийский секс, кроме того, ей приписывается то, что она научила
Марлен красиво петь, не имея настоящих вокальных данных… Дитрих
стала лесбийским символом после успеха в фильмах «Марокко» (1930)
и «Белокурая Венера» (1932), в которых есть сцены, где Марлен в
мужском образе целует других женщин. В середине 50-х годов ее
лесбийские связи стали предметом обсуждения в прессе. Хотя она
никогда не разводилась со своим мужем, большую часть жизни они
прожили врозь, и были известны многочисленные романы Дитрих, как с
мужчинами, так и с женщинами, среди которых можно упомянуть
голливудскую сценаристку Мерседес де Акоста (чей роман с Гретой
Гарбо в свое время очень нашумел), и певицу Эдит Пиаф…» [9]. «Сама Марлен о вопросах
секса говорила совершенно откровенно. Она поведала писателю Бадду
Шульбергу, что «в Европе никому нет дела, женщина вы или мужчина.
Мы ложимся в постель с любым, кто покажется нам привлекательным»
[10].
Мерседес де Акоста
«Мерседес то и дело страстно увлекалась знаменитыми женщинами с
непростыми характерами — итальянской дивой с трагическим лицом
Элеонорой Дузе (впервые она увидела ее, проплывая в венецианской
гондоле, когда ей было всего одиннадцать лет. Когда же Дузе
скончалась в Питтсбурге, Мерседес похоронила ее в Доминиканской
католической церкви на Лексингтон-авеню), русской балериной Тамарой
Карсавиной, Айседорой Дункан — знаменитой танцовщицей, чья жизнь
трагически оборвалась, когда конец ее шарфа запутался в колесе
машины.
Мерседес впервые познакомилась с Айседорой в 1916 году и на протяжении их долгой дружбы нередко платила ее долги, а также отредактировала и опубликовала ее мемуары «Моя жизнь».
«Немало дней и ночей мы провели вместе, — вспоминала Мерседес,
— ели, когда испытывали голод, спали, если нас одолевала усталость,
независимо от времени суток».
Айседора часто танцевала для нее, а однажды, танцуя, напевала себе под нос что-то из «Парсифаля». В последний год своей жизни Айседора даже сочинила стихотворение, посвященное Мерседес. Написанное ее неразборчивым почерком, оно, в частности, содержит следующие строки:
Изящное тело, лилейные руки
Избавят меня от никчемных забот,
Белые груди, нежны и упруги,
Влекут мой изголодавшийся рот.
Два розовых, твердых бутона-соска
Заставят забыть, что такое тоска;
Мои поцелуи пчелиным роем
Колени и бедра твои покроют,
Вкушая нектар с лепестков
Столь сладких,
Что выпить готова я все без остатка».
«В ранних набросках своих мемуаров Мерседес пишет об этом
«отпуске» (с Гретой Гарбо — прим. А.О.) более подробно.
По ее словам, она буквально каталась по полу от смеха, когда Гарбо
смешила ее. Гарбо рассказала Мерседес историю своего шведского
дядюшки — о том, как она постоянно терзала его вопросом: «ДЯДЯ, А
КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К ИИСУСУ?» и, хотя тот уже несколько раз ответил
на него положительно, в конце концов терпение его иссякло. Отбросив
газету, он вскочил со стула и заявил:
— Да нет же, черт побери. Какое мне дело до Иисуса!
Эта фраза стала для Мерседес и Гарбо чем-то вроде расхожей шутки, если их вдруг начинала одолевать скука» [11].
Жан Марэ
«Пик славы Марэ пришелся на 40-50-е. Незаурядные внешние данные
неправдоподобно красивого мужчины ставили актера в исключительное
положение. Редкая фотогеничность, кошачья пластика античного тела,
торжественность, даже театральность манер и наивный, трогательный
пафос речей, смелость, самоотверженность во имя любви и долга — вот
чем был славен экранный персонаж Марэ.
Циничные критики пытались «сдуть позолоту» с его идеального облика, называя актера то бездарным статистом, то декоративным натурщиком. Да и вся мужественность артиста становилась дутой на вид при одном только звуке его голоса — неприятного фальцета. В пользу критиков говорили некоторые факты биографии Марэ: пролетарское происхождение, тюремное прошлое матери-клептоманки, отсутствие должного образования и настоящей культуры. Троекратное неудачное поступление на драматические курсы Парижской консерватории и долгая поденщина в театральных массовках.
В детстве росший без отца Марэ был злым, жестоким и ленивым мальчишкой, вожаком школьных банд, вором, отвязным сорванцом. Он переболел чуть ли не всеми детскими болезнями, в 15 лет стал мужчиной в постели проститутки Кармен. «Я был маленьким монстром с лицом ангела», — скажет он сам о себе позже. И наряду с этим юный Марэ — талантливый скульптор и живописец, регулярно выставлявшийся в галереях Парижа. Но он хотел быть прежде всего актером: фанатично рассылал свои фотографии режиссерам и посещал кинопробы и театральные прослушивания.
В 1937 году в театр «Ателье», где молодой Марэ играл лишь
«кушать подано», пришел великий Жан Кокто — прозаик, поэт,
художник, сценарист, драматург, критик, режиссер, член французской
академии. И рискнул отдать главную роль в свое новом спектакле
«Царь Эдип» лицу из массовки. Необъяснимая уверенность мэтра
оказалась судьбоносной: Жан Марэ проснулся знаменитым! Встреча двух
Жанов была роковой. Поэт будто обрел своего Орфея. Кокто писал под
Марэ пьесы, ставил фильмы, посвящал ему стихи. Он составлял для
него списки книг, обязательных для чтения, знакомил со своими
выдающимися друзьями — Висконти, Шанель, Шевалье… Возил по всему
миру. Кокто разгадал сложный, требующий «особого подхода»
драматический талант актера, превратив профессиональные недостатки
— неконтактность с партнерами, отрешенность, плохую дикцию,
кажущуюся манекенность — в достоинства. В фильмах и спектаклях,
поставленных Кокто, Жан Марэ был загадочным, поэтичным ангелом во
плоти. В то время как у других режиссеров — даже у таких
выдающихся, как Рене Клеман, Саша Гитри, Жан Ренуар, Лукино
Висконти, Бернардо Бертолуччи, — актер воспринимался фальшивым.
Кокто и Марэ жили под одной крышей. И хотя этот факт был известен всему обществу, в прессе, возможно, в силу тогдашних моральных зажимов, тема близости двух мужчин деликатно не обсуждалась. Мало того, это никак не влияло на сумасшедший успех Жана Марэ у другого пола. Он ежедневно получал до 300 писем с пламенными признаниями в любви и предложениями родить от него детей. Поклонницы осаждали двери его дома. Когда он выходил на прогулку, многие из них падали в обморок от избытка чувств.
Тем временем мало кто знал, что Марэ глубоко страдал от пристрастия Кокто, своего возлюбленного, к опиуму. Систематические госпитализации Кокто по настоянию Марэ не помогали поэту. Тот медленно, но верно скатывался в пропасть. Однажды папарацци, спрятавшись за деревьями поместья актера в Марне, сделали редкий по трагизму снимок: Марэ прогуливал умирающего Кокто — больного, трясущегося, одетого в белый купальный халат, с туго обвязанным вокруг красной шеи платком. Марэ бережно вел друга по грустному осеннему парку Сен-Клу. Скорбные и одинокие, они медленно шли, взявшись за руки. Через несколько дней Кокто скончался. Марэ провел долгие часы у его смертного одра. Он напишет впоследствии: «Твои руки прикоснулись ко мне в 1937 году, и я заново родился. Я люблю тебя. И с этих пор буду лишь делать вид, что живу…» […] Изменился Марэ и внутренне. Прежде сдержанный, немногословный и замкнутый, он вдруг пригласил к себе журналистов и дал шокирующее по своей искренности интервью. Признания Марэ буквально потрясли Францию. Вот несколько цитат: «Я только что прочел великолепно написанное эссе Доминика Переса — исследование истоков гомосексуальности. Автор пытается разобраться в теме, задавая бесчисленные вопросы врачам, психотерапевтам, психологам. Все, как сговорившись, приходят к выводу: гомосексуал — глубоко несчастная, травмированная личность. Счастливых гомосексуалов, мол, не бывает! Хочу опровергнуть это заявление, потому что оно касается лично меня, а я всегда был счастлив. Всю свою жизнь. И каждый день благодарю Господа, что он сделал меня гомосексуалом» [12].